1. Имя персонажа. Прозвище.
Марко Поло | Marco Polo
Призрак
2. Принадлежность. Должность. Награда за голову.
Незримая Коллегия. Руководитель экспедиции.
Пираты Призрака. Капитан.
! важно: на данный момент для широкой общественности Незримая Коллегия и Пираты Призрака это две никак не связанные организации
Награда за Призрака - 233 000 000 белли. На листовке фото фигуры, лицо которой не видно из-за капюшона.
3. Внешность.
Возраст: 19
Рост: 178
Вес: 68
4. Характер
Три главных черты Марко: он не останавливается, он постоянно помнит о возможности провала, он не умеет общаться с людьми.
О первой: Марко упрям как стадо ослов. Он выбирает цель и ищет способ ее достичь так или иначе, и «сложно» для него не причина, а «невозможно» – не ответ. «Сложное мы делаем немедленно. Невозможное требует чуть больше времени». Это качество полезно для вора, оно позволяет ему находить лазейки в самых неприступных крепостях и пробираться в самые сохранные тайники просто потому что там, где другой отступил бы, Марко не отступает. Благодаря этому он до сих пор жив, хотя более точной будет фраза «живуч как таракан». Он не помнит лица своей матери, не помнит ее голоса. Но она заплатила за его жизнь своей и будь он проклят, если откажется от этого первого и бесценного дара.
О второй: больше половины своей жизни Марко провел рядом с гениями, которым все давалось легко, в окружении людей, которые считают его и все его успехи ничтожными. Он очень хорошо запомнил, что у него, скорее всего, ничего не получится, как бы сильно он ни старался. Он выучил горечь поражения и принял то, что он часто ошибается. Что чтобы хоть чего-то добиться, ему нужно думать, крутиться, двигаться и хитрить. Потому что он не одаренный. Эта травма абсолютной неуверенности в собственных силах уже так стара, что боль стала привычной, и Марко научился жить с мыслью, что в нем нет совершенно ничего особенного.
О третьей: если вам нужен дипломат, никогда не выбирайте этого парня. Марко, очевидно, пропустил ту часть обычного человеческого воспитания, в которой дети узнают, что мир вокруг не пытается их убить. И что есть такие вещи, как уютные вечера, игры, девушки… Марко иногда не понимает людей, не умеет лгать и ненавидит лжецов и идиотов. Что в сочетании с его вспыльчивым характером и – буквально – вспыльчивым фруктом, превращает его бомбу, которая только и ждет повода взорваться. Ответственность за людей научила парня сдерживаться – теперь он не срывается сразу, да и задеть его подколками стало сложнее. Однако его все еще очень легко вывести из себя, поэтому чувствуя, что край близко, Марко обычно уходит погулять где-нибудь, искрошить в щепу пару манекенов и сжечь десяток мишеней, чтобы выпустить пар, не калеча людей.
Марко лидер. Он переживает за каждого из своих людей и никогда, даже в состоянии слепящей ярости, не навредит им. Принятие всех, кто встал под его командование как тех, кого он защищает и за кого отвечает, формирует основу его жизни и самоконтроля: пока он нужен он будет искать, вставать и сражаться за них. Он не ждет, что что-то будет сделано или исправлено за него – если есть задача, пусть даже и совершенно отвратительная, он ругается, дымит, пыхтит, но делает не откладывая на потом. Он понимает справедливость и старается организовывать жизнь честно и ко всеобщему удовольствию настолько, насколько это возможно.
Марко – не убийца. Однако за своих людей он убьет, если не будет другого выхода. Идеалы чести важны, также, как важно умение вовремя сменить тактику, чтобы выжить. Он не одобряет подлость и предпочитает честный бой там, где это возможно. Где невозможно – Марко обеспечивает жизнь тем, кто с ним и самому себе. Любым способом. И если ему придется делать нечто отвратительное, то он сделает это сам, не перекладывая ответственность на других.
Начало способности экстренно осваивать новое в момент опасности положил еще отец Марко, когда выбросил мальчика за борт, чтобы тот научился плавать. Так дальше и пошло: парень умный и смекалистый, но все, что он знает, он узнал на собственной шкуре. Сила подводных течений? Ядовитость вот тех ягод? Прочность веревок и надежность узлов? Как долго человек может протянуть без еды? Прижигание ран?… Даже не спрашивайте. Это верно и для сражений. То ли из-за внутренней неуверенности в себе, то ли еще по какой причине, Марко с трудом дается усвоение новых приемов на тренировочной площадки. Однако стоит ему встретиться с превосходящим противником, как в голове что-то щелкает, и больше сложностей с новой техникой он не испытывает.
Большую часть своей жизни Марко провел бок о бок с гениями: сначала со своей сестрой, потом с профессором Амбросиусом. Так что, он очень хорошо знает, как с умниками общаться, обращаться, когда кормить и насколько сильно можно на них надавить, требуя результата. Он научился ничему не удивляться, вставать посреди ночи, давать время на часто кажущееся неуместным пламенное увлечение каким-нибудь вопросом и искренне радоваться, когда у других что-то получается лучше, чем у него. У всех и всегда что-то получается лучше, чем у него, так что…
Несмотря на то, что прошло много лет, и что он приложил все силы, чтобы справиться с задушенным страхом, каждый раз, когда кто-то пытается ударить его в лицо, Марко на мгновение прошивает леденящая душу паника. Память о боли осталась въевшейся в нервы защитной реакцией – раньше он дергался каждый раз при виде огня, но со временем научился любить и уважать пламя. Другие сувениры, оставшиеся на память от детства: он старается не отходить далеко от выходов, не слишком охотно принимает еду и напитки из чужих рук, рефлекторно атакует того, кто будет его прикосновением. Необходимость выживать практически постоянно держит его нервы взъерошенными, и даже время, проведенное в окружении верных и надежных людей, не исцелило Марко от этой привычки.
Он не говорит о своем детстве. Мир велик и слухи о небольшом показательном сражении на арене Сасус Блю едва ли когда-нибудь станут достоянием широкой общественности. Порой Марко может обмолвиться об одной-двух деталях своей жизни-до-арены, но, как бы ему не хотелось считать иначе, он все еще не отпустил прошлое – просто спрятал в самый дальний угол причиняющие боль воспоминания. Марко предпочитает не пользоваться своей фамилией, хотя и не скрывает ее. Откровенных разговоров и прямых вопросов он избегает. К счастью, в заботах и делах предаваться воспоминаниям нет ни времени, ни надобности.
На подкорке у парня вдолблено убеждение, что он не имеет права на защиту и заведомо не может справиться ни с чем, что в него бросают. Это крепко связано с привитой с детства стратегией выживания: «лучшая защита это нападение», и поэтому влияет и на его атаки. Марко научился обходить эти блоки, крутиться и выкручиваться, как в буквальном, так и в переносном смысле – он запугивает и отпугивает людей, уворачивается, сбегает и совершенно точно не собирается становиться ничьей жертвой. Он держит себя в руках благодаря железной силе воли, однако когда доходит до дела где-то в глубине что-то трескается и он оказывается не способен ни атаковать всерьез, ни защищаться со всем своим пылом.
5. Биография.
Есть люди, которые рождаются везучими. А есть люди, которым повезло, что они родились.
Марко был, определенно, из вторых.
История появления на свет наследника волнового клана распространялась шепотками и слухами со скоростью пожара. Рассказывала повитуха, старая Нэн, рассказывала тетушка Мадлена, шептались матросы, несшие вахту в собачий час и в час рассвета. Все знали, что Маркус, косматый лорд и жена его, Тамила, добрая леди, были немолоды. Все знали, что они были благословлены чудесной дочерью – отрадой и проклятием, потому что девочка была одарена необыкновенно, но не имела прав наследовать отцу. Все знали, что тягость, в которой ходила Тамила была их последним шансом: подбросит морской дьявол монетку, выйдет девица – и канет в пучину кровь гордого волнового клана. Все знали, что случилось в капитанской каюте «Вани» в ту несчастливую, неблагословенную, безветренную и безлунную полночь.
Малыш родился слабым и холодным, не кричал, не плакал. По приказанию старой Нэн жаровню раздули так, что она накалилась докрасна, и искры трещали в опасной близости от футона дрожавшей роженицы. Женщина что-то напевала и шептала, вымаливала каждый вдох младенца и целовала кулачки за каждое слабое движение. «Как будто пыталась заставить вылупиться камень» – говорила Нэн. Все были уверены, что ребенок не доживет до рассвета. Он дожил. Но с первыми лучами солнца, с первыми порывами свежего ветра сгорела, тихо, как свечка, его мать.
«Жизнь за жизнь» – шептались старики.
Маркус отчаянно нуждался в сыне, но гибель любимой жены ему так и не простил. Как не простил и того, что дитя, запросившее за свое рождение такую высокую цену, оказалось совершенно обыкновенным. Просто мальчик. Ниже, слабее сверстников. Мягкий характером. Скорый на слезы. Стеснительный. Болезненно непохожий на крупного, могучего, как грот-мачта, отца и гениальную сестру. Отчаянно напоминающий свою спокойную, сострадательную мать, которая не увидит неба больше никогда. Чтобы выплатить долг рождения в этой семье, мало было быть лучшим: нужно было быть феноменальным. Темул, старшая сестра, одаренная всеми талантами, такой была. Марко – нет.
Он искупал отсутствие таланта упорством: занимался до пляшущих точек перед глазами, тренировался до полного истощения… Но все равно всегда был недостаточно хорош. Ребенком мальчик был слишком мягок, став старше, открыл в себе болезненную вспыльчивость и укоренившуюся цель-надежду: добиться любви отца, стать сыном, которым он мог бы гордиться. Марко упрямо верил, что это возможно и продолжал пытаться. Но – невозможно выиграть в игре, в которой ты уже проиграл.
Отец то держал сына рядом, одержимый идеей все-таки сделать из него достойного наследника, то в разочаровании отсылал прочь. Всегда недалеко – их клан жил в море, на кораблях, куда скроешься с флота в дюжину судов? Рано или поздно Марко снова попадался отцу на глаза – и всё начиналось сначала.
Что же касается людей, вольно или невольно бывших свидетелями непростых отношений в семье Поло – что ж, глава рода, согласно традиции, был в своем праве. К тому же, не потребовалось много времени, чтобы клан мог убедиться в том, что маленький наследник, в целом, бездарен, вспыльчив и не достоин тех больших надежд, которые на него возлагали. В очередной заварушке, еще одной грызне из тех, что так часто случались, когда кланы пытались поделить территорию или отбить удачный груз, Марко прикрывали, пока он был слишком мал для того, чтобы защищать себя сам. Но время шло, и чем дальше, тем крепче становилось убеждение, что лучше бы неудачный наследник просто погиб в одном из покушений, чтобы не навлекать позор на клан.
Однако такого мнения придерживались не все. Скрываясь от отца, Марко много времени проводил на шхуне «Красотка». Дочь капитана, Кати, крепкая и храбрая женщина, в свое время распугавшая всех женихов и теперь ведущая жизнь всеобщей старшей сестры привечала мальца и учила его всему, что знала сама. А знала она ого-го как много!
Волновой клан, возглавляемый отцом Марко, был одним из полусотни кочующих группок, облюбовавших себе уголок Саус Блю неподалеку от входа на Гранд Лайн. То ли из-за близости гор, то ли еще по какой причине та область была полна островов со спящими и не очень вулканами. Пригодные к обитанию можно было пересчитать по пальцам – где-то склон был слишком крут, где-то не было плодородной почвы, чтобы укрепиться растениям, а иные горы предпочитали регулярно извергаться. Припасов, так необходимых в море – древесины для кораблей, угля для паровых топок, зерна и овощей было всегда мало, а желающих ими воспользоваться – куда как больше. Здесь все решала сила – сильнейший клан владел лучшими островами и одаривал тех, кого считал нужным. Остальные, не переставая, сражались, интриговали и брали пошлину с тех, кто проплывал через их воды. Соседи прозвали их «Люди вулканов» и радовались, что безумцы грызутся между собой и почти не покидают свои воды. Это сообщество было достаточно традиционно – женщины не имели права голоса и права наследования, лорд защищал свой клан, а сильнейший клан отвечал за тех, кому не так повезло, становясь рукой справедливости. Ну, так это работало в идеале. А на деле – интриги, ссоры, месяцы удачи и месяцы голода.
Так они жили – бороздили моря у недружелюбных вулканических островов, порой оборванные, словно нищие, но всегда гордые, как короли.
Когда все полетело в пасть к морскому дьяволу, Марко только-только исполнилось двенадцать. Сменился сильнейший клан, и традиции затрещали, меняясь, потому что новых главарей вела женщина. Остальные могли плеваться, могли не признавать ее, но все претензии разбивались о непревзойденную силу. Марко видел сам, когда они прибыли засвидетельствовать верность: моря вокруг главного острова было красно, а на отмели еще лежали, дожидаясь достаточно сильного шторма, угольно-черные остовы кораблей.
Появление нового сильнейшего клана меняло многое, но в этот раз, казалось, сместились сами небо и море, ведь теперь женщина могла стать полноправной леди. Вести людей. Спустя долгие, долгие годы позора и пренебрежительных смешков их клан получил надежду. Теперь не было формальных препятствий для признания главой старшей дочери Поло, во всех отношениях идеальной, гениальной, достойной наследницы.
Когда семья получила приглашение явиться на главный остров, Марко не удивился: его отец поддерживал новую леди. Кати восприняла новость странно – смотрела больными глазами, коротко и емко бросила: «Лучше беги». Мальчик не понял, да и не поверил, конечно. С чего бы ему убегать? Он такой же член клана, как и все… Так он и не думал, пока не стало слишком поздно. Пока не оказался на арене против Рэна – одного из его учителей, жениха его сестры, правой руки его отца.
Он хорошо видел лица: знакомые, смутно знакомые и незнакомые совсем. В основном размыто-пьяные и смеющиеся, но иногда безразличные. И, изредка, ледяные от презрительного удовлетворения. Потому что это назвали честным и благородным поединком, в честь торжества, в честь победы новой леди. Только вот против Рэна, хитрого и изворотливого, сильного и взрослого у подростка не было и шанса. И это понимал всякий, у кого была хоть капля здравого смысла. У Марко она была. Признавать слабость было унизительно, но он привык проигрывать и он хотел жить. Поэтому подросток обратился сначала к хозяйке праздника, потом к отцу, признавая свой позор и предательски срывающимся голосом прося отменить бой. Ответом ему были изысканные отказы. Поэтому что это был не бой – это была показательная, красивая казнь. Какой пир без парочки кровавых убийств, право слово?
Он проиграл не сразу: они несколько минут кружили по арене, под улюлюканье и свист публики. Но в итоге хватило всего лишь одного удара, чтобы все закончилось. Рэн, пользуясь случаем, продемонстрировал новейшее приобретение – метательные ядра, снабженные самовоспламеняющимся механизмом. Опасная шутка при абордаже деревянных кораблей. В ближнем бою, как выяснилось, тоже эффективно.
Тому, что Марко выжил, было две причины. Первая и главная – никто не посчитал его стоящим того, чтобы удостовериться, что подросток действительно мертв. Недостойный даже того, чтобы его добить. Вторая – парень оказался достаточно упрям для того, чтобы дожить до помощи. Его вытащила, конечно, Кати. И – неожиданно – старуха Нэн. Женщины боролись за жизнь и зрение парня несколько первых, самых опасных суток, а потом оправили его подальше. С рук на руки, от врача к врачу, в итоге он добрался до госпиталя дозорных. Нет ничего проще, чем объяснить едва живого подростка со шрамом на пол лица в оплоте справедливости: пираты. Мудрые военные охотно берут на борт таких сирот – из них потом вырастают отличные бойцы, обязанные флоту.
Так он попал на Гранд Лайн: юнгой на борту одного из кораблей, на пути на базу, которая стала бы его домом на следующие несколько лет. Капитана корабля, принявшего на борт подростка, не смущала ни его молчаливость, ни неуклюжесть, ни абсолютная неспособность подпустить к себе кого бы то ни было на расстояние вытянутой руки. Марко вел себя как звереныш – командующий надеялся его приручить. Не вышло: на первом же острове, на котором его оставили без присмотра, подросток проскользнул на берег и затерялся в толпе. Это был Виктори – огромное королевство, по столице которого можно было бродить целый день и так ни разу не выйти к морю.
Марко сохранил жизнь и даже зрение благодаря умелым докторам, однако тот страшный удар едва не стоил ему рассудка. Он не помнил себя, не говорил, слабо понимал, где находится и существовал, подчиняясь одному инстинкту: выжить.
Но потом что-то сдвинулось. Изменилось. Он не помнит, что именно, как не помнит всего, что произошло после арены: воспоминания подернуты дымкой тумана и боли. Но, так или иначе, мир сдвинулся и из мутной темноты его сознания стал появляться человек. Израненный, разбитый, совершенно истощенный, но все же человек. Марко начал двигаться иначе, начал собирать себя по кирпичику: выходить к людям, разговаривать, не дергаться при виде пламени, дышать. Это было непросто, но куда можно торопиться, если тебя нигде не ждут?
Он познакомился с «самым гениальным человеком по эту сторону Рэд Лайн» и нашел в кривобоком особнячке на дальней от моря окраине столицы дом. Профессор Исаак Амбросиоус был человеком сложным, вздорным, мелочным и по-детски вредным, отчаянно увлеченным и совершенно рассеянным. А еще он был безусловно и абсолютно гениален. Марко вцепился в неблагодарную работу ассистента без раздумий – он так отчаянно хотел быть нужным хоть кому-нибудь.
…Хотя первые восемь месяцев профессор не мог запомнить даже его имя.
Но Марко был нужен безумным завалам, сумасбродным проектам, был нужен, чтобы накормить, сбегать на другой конец города, подать, унести, отыскать. Сначала он не понимал в делах профессора ничего, спустя год начал понимать что-то, потом, постепенно, притерся, притерпелся и даже немного оттаял, вписавшись в странную и сложную мешанину будней.
Может быть, Марко и не был одаренным, но он не был и дураком. А еще он был упрям, любопытен и внимательно слушал. Вероятно, на свою голову. За несколько лет подросток успел познать на себе всю силу «научного просвещения», став жертвой сначала эксцентричной образовательной программы своего нанимателя, а потом свидетелем, помощником и предметом множества дерзких и необычайно остроумных экспериментов. Учитывая, как широка была сфера интересов профессора – что ж, кое-что из всей той горы информации Марко предпочел бы не знать. Желательно, никогда. Не то чтобы его когда-либо спрашивали.
Кроме того, работа ассистента гения, как оказалось, требовала от соискателя и более неочевидных талантов. Например, когда профессор пожелал изучить свойства дьявольского фрукта. Да, вот того конкретного. И нет, то, что чтобы достать его нужно вломиться в одно из хранилищ герцога его не смущает. Марко вломился – и долго потом об этом жалел. Не потому, что наглого вора разыскивали по всему острову и за его пределами (все равно ничего не нашли), а потому, что ему пришлось быть подопытной крысой у собственного наставника. А гениям всякое приходит в голову… Марко был, конечно, не то чтобы против овладеть уникальной силой. Но лучше бы не такой ценой.
Так прошло несколько лет. Сложных лет – не столько из-за совершенной неусидчивости профессора и его кристальной неспособности позаботиться о себе, сколько из-за практически полной невозможности приносить реальную пользу. Амбросиоуса был гениален, безусловно. Получи он шанс модернизировать и оптимизировать мир вокруг так, как ему хотелось, остров зажил бы совершенно иной жизнью: вышел на новый уровень, преодолел грызущее и расшатывающее страну неравенство. Однако прежде чем менять жизнь к лучшему требовалось получить разрешение Королевского Комитета, который, как быстро понял Марко, был заинтересован не столько в «лучшем для всех», сколько в собственной выгоде. И иногда в оружии. Сложно было сказать, что ранило профессора сильнее – очередной отказ надутых индюков или то, как его детища ставились на службу страже и армии острова, вместо того, чтобы облегчить жизнь простым труженикам: рыбакам, ткачам, шахтерам.
Но Амбросиоус всё равно не останавливался, надеялся создать однажды нечто неоспоримое и великое, чудесную машину, которая разом бы принесла радость и процветание все людям, уничтожила неравенство и несправедливость. По его замыслу машина должна была останавливать войны, укачивать детей, менять течения рек и засеивать поля. Создавать музыку и ставить пьесы. Кормить, ткать, плавать. Планы и чертежи выглядели нереальными – тончайшая работа, удивительные свойства материала, невероятной силы источники энергии… Но профессор и раньше создавал невозможное. Марко сомневался, но все равно не мог избавиться от смутного чувства, что у его наставника может получиться.
Иногда грань между безумием и озарением слишком тонка. Ученый забыл о еде и сне, провалился в свои планы с головой, едва откликаясь на собственное имя. Марко ухаживал за ним, что оставалось? Подобные провалы случались у гения и раньше, но этот длился и длился, не желая заканчиваться. Когда юноша начал бояться за наставника, было уже слишком поздно: его работа почти подошла к концу. Марко подозревал, что зашедший утром гость чем-то вдохновил профессора, потому что тем же вечер профессор позвал своего ассистента, чтобы он был свидетелем великого момента. Момента, когда он запустит детище всей своей жизни, машину счастья, механизм справедливости. Она оказалась кубиком – сравнительно небольшим, умещающимся на ладони. Матово-серебристого цвета, устройство сияло в полутьме заваленной лаборатории.
Профессор сказал: «Работай». Кубик тихо зажужжал. Взмыл в воздух. И мир взорвался.
Марко открыл глаза в центре огненного шторма. Уже нечего было спасать – ни профессора, ни лаборатории, ни чудо-машины. Огонь ревел, круша, и пламя переливалось невероятными цветами от золота до янтаря, от кроваво-красного до черноты, от зелени до морского синего. Юноша выбрался с веселящим до хохота и крошащим в осколки что-то внутри ощущением, что такое уже было. Только в прошлый раз, когда его мир сгорел, он сделал это не настолько… буквально.
Оказалось, что очень много очень влиятельных людей следили за работой профессора и были заинтересованы в ее результатах. Некоторые спрашивали вежливо. Некоторые не очень. Марко отвечал поначалу, но потом начал избегать дознавателей, особенно когда речь заходила о том, почему профессор погиб, а его ассистент, стоящий в двух шагах остался цел и невредим. Причина была, конечно, в дьявольском фрукте, но делиться этим Марко не собирался. Не с теми, кто рыскал на пепелище лаборатории, подобно падальщикам.
Он снова оказался на улице, у окраин, никому не нужный, как и все те, кого прибивала в бедняцкие кварталы перемалывающая кости жизнь в столице. Марко уже понял, как работает этот остров: на деньгах, личных договоренностях, четком разделении на «тех» и «этих» и умелом использовании талантливых, но беззащитных. Однако в этот раз не собирался сидеть без дела. Пусть он – не чудо-машина, которая исправит все огрехи разом, но немного справедливости острову уж точно не помешает.
Так появился вор – неуловимый и невидимый в тенях, просачивающийся сквозь стены, замки и стражу, как призрак, проникающий в самые охраняемые тайники, но всегда берущий только деньги, которые, в отличие от драгоценностей и сокровищ невозможно было опознать, когда они вдруг оказывались у кровати какого-то бедняка. Его прозвали Призраком – толстосумы проклинали это имя, а нищие славили.
Прошел всего месяц с первого ограбления, а последствия дерзких выходок уже кренили основы государственности Виктори. Появление первого наглеца вдохновило других, более и менее удачливых, тут и там собирались группки, поползли слухи… Марко, сам того не ведая, стал первой трещиной в плотине, сдерживающей народный гнев. Это сыграло с ним злую шутку: призрак стал легендой, символом, надеждой. Этим именем клялись и проклинали, его призывали на помощь в час радости и час беды. И – иногда – легенда откликалась. Он помог одному человеку, трем, пятерым. Некоторые уходили. Некоторые – нет. Люди оставались рядом с ним, а прятать лицо все время было бы совершенным идиотизмом, так что они узнавали его, а секрет, который знают двое – уже не секрет.
Трещины копились и копились, плотина трещала, люди собирались вокруг Марко: все больше отщепенцы и беглецы, которым, как и ему, некуда было пойти. Которых манило то, что он чужак, но свой чужак, бывавший в море, знающий его ветра. В какой-то момент стало ясно: остаться на острове не получится. Можно забиться в угол, уйти в леса и старые шахты, можно прятаться в лабиринтах под городом годами с двумя, тремя, десятью людьми – и стража собьется с ног, пытаясь отыскать их следы. Но когда людей больше? Когда среди них есть – пусть и всего горстка – дети, семьи, старики. Да, совершенно сумасшедшие, готовые куда угодно, только бы отсюда… Марко больше половины жизни провел, готовясь к тому, чтобы стать во главе кочующего по морям клана. Он понял четко и кристально ясно: они должны уплыть. Для этого был нужен корабль, а лучше – несколько, и…
Вот тут-то их и поймали.
Хотя, если быть точным, поймали одного Марко. Прижали к морю – не ускользнешь в тени. Этого не должно было случиться, но его людям требовалось время, чтобы скрыться, а стража слишком хотела голову Призрака, чтобы он мог не воспользоваться случаем и не сделать из себя приманку. Хотя бегство диверсантов не имело такого большого значения: без корабля они всё равно застряли на острове, словно в тюрьме. Именно тогда Марко впервые использовал королевскую волю, позволившую его команде скрыться, когда их зажали в кольцо.
Спустя неделю заключения в самом отвратительном подземелье, которое только смогли найти под дворцом (позже Марко понял, что это было «профилактически») бунтовщика представили пред очи монарха. Не в тронном зале, с обвинениями и речами, а в небольших покоях, где потрескивал камин и курилось какое-то благовоние. Правитель острова попросил называть его Эрик и признался, что больше всего на свете любит действовать эффективно. Это значит: не тратить ценные ресурсы. Это значит: определить для каждого место, где он сможет приносить наибольшую выгоду и держать его там. Это значит, что у Эрика есть для его дорогого гостя предложение, от которого умному человеку не стоит отказываться. Потому что, если кпд отрицателен, то ресурс перестает быть ценным и его следует уничтожать.
Эрик предложил Марко и его отщепенцам корабль, провизию, документы, поддержку и всю защиту, какую может предоставить его слово. Они желал сформировать экспедицию: несколько кораблей с учеными, которые бы исследовали и описали Гранд Лайн так подробно, как только смогут. Марко станет капитаном. Его люди – командой. Они даже смогут продолжать свои славные ночные прогулки и нести справедливость дальше, за пределы острова – чем научная экспедиция не прикрытие для пары вылазок? Всего-то и нужно будет, что иногда, когда Эрик попросит, выполнять небольшие задания по их специальности. Тут и там. Туда и сюда. И он, разумеется, не будет просить часто… Что же касается того, что имея корабль договоренность можно расторгнуть и просто упорхнуть в море, присоединившись к славной братии пиратов… Что ж. Всегда приятно встречать людей, которые достаточно бесстрашны, чтобы отправиться в путешествие, оставив родные берега. Как жаль, что невозможно забрать с собой абсолютно всех. Дети, женщины, старики… Гранд Лайн – кладбище, убийца, пожиратель. Тащить в море тех, кого оно убьет первым же штормом, было бы глупо и жестоко. Гораздо милосерднее оставить их на безопасной земле. И так чудесно, когда есть тихая гавань, куда можно возвращаться, верно?
Марко ответил, что такие щедрые предложения он, как хороший глава клана, должен обсудить со своими людьми. И со стороны Эрика знаком доброго намерения было бы отпустить его, чтобы он мог это сделать. Монарх тонко улыбнулся и великодушно махнул страже.
Им не потребовалось много времени, чтобы принять решение. Выбора, в сущности, и не было.
Условия, поставленные монархом Виктори, висели, как цепи. Больше всего на свете Марко желал бы вернуться однажды и увезти с собой всех – но разве это было возможно? Он желал бы уничтожить власть, позволяющую Эрику держать их на коротком поводке, но ему не хватало сил. Сейчас не хватало сил. Пока не хватало сил.
Так появилась Незримая Коллегия: научно-исследовательская экспедиция под флагом и защитой Виктори.
Немногим позже по миру поползли слухи о Пиратах Призрака – дерзких налетчиках и ворах, проникающих в самые оберегаемые хранилища. Визитной карточкой команды стало то, что она грабила – и на море и на суше – незаметно, словно бы просачиваясь сквозь стены, а после пропавшие драгоценности всплывали в другой части света, прошедшие через руки десятков перекупщиков. Деньги же появлялись у тех, кто в них нуждался.
Не теряя времени даром и соблюдая осторожность только во имя сохранения прикрытия, призраки активно действовали везде, куда они могли дотянуться. Дьявольские фрукты, ценнейшие изобретения, бесценные документы, сокровища, драгоценные камни, целые хранилища белли… Пираты грабили, оставляя на месте преступления свою метку, означающий, что все ценности в денежном эквиваленте перейдут в руки бедняков, а их жертвы: правители, нечистые на руку дозорные, разбогатевшие на кровавых деньгах пираты, кусали локти. Несколько особо наглых ограблений прогремели на весь мир, оставив после себя множество вопросов и тиражи листовок с фигурами, которые удалось поймать в кадр: в масках, шарфах и капюшонах. То, что не так давно произошло на Виктори, повторялось теперь в масштабах мира. Люди вдохновлялись примером благородных воров, люди звали призраков на помощь и порой они откликались, разоряя богатых и одаряя бедных.
Команда прилагает много усилий для того, что поддерживать свое прикрытие. Так, в качестве транспорта обычно используются легкие и незаметные суда из их небольшого флота: Тринидад, Кати Сарк, Индевор, все воры тщательно скрывают свои лица, появляясь и исчезая в разных концах Гранд Лайн. То, что Призрак владеет силой дьявольского фрукта, позволяющей ему создавать огонь – общеизвестный факт. Молодой командор исследовательской экспедиции Марко при свидетелях пользуется только дао.
Однако шило в мешке едва ли можно утаить, и Призраки уже подошли к грани разоблачения. Когда это произойдет… Что ж.
«Не важно, как быстро летит дракон. Важно, как быстро бежишь ты».
Научно-исследовательская экспедиция под флагом и защитой Виктори, состоящая из эскадры в четыре судна. Флагман – галеон «Золотая лань», каравелла «Нинья», шхуна «Цветок моря» и яхта «Тринидад».
Галеон «Золотая лань» – флагманский корабль. Три мачты, четыре палубы, одна из которых оружейная. Длина 37 м., ширина 7 м. Вооружение: 22 пушки, по одиннадцать с каждого борта. Имеется паровой двигатель. Команда: 84 человека.
Золотая лань, в сравнении с другими кораблями эскадры, судно медленное и не такое маневренное, однако устойчивое в шторм. На нем перевозят грузы и провиант, также на борту расположено несколько основных лабораторий, библиотека, небольшой птичник и аквариум. Именно на борту этого судна ведется большая часть исследований, часто опасных, из-за чего значительная часть дверей и переборок усилена сталью. Здесь располагается капитанская каюта и несколько офицерских, а также сейф.Каравелла «Нинья» – две палубы, три мачты. Длина 21 м., ширина 6 м. Вооружение: 19 небольших пушек, одна носовая. Имеется паровой двигатель. Команда: 20 человек.
Нинья – легкое и маневренное судно, способное развивать большую скорость и совершать резкие повороты. Используется в основном для исследований, так как может удаляться от флагмана и потом без труда его нагонять. Кроме того, Нинья предназначена для подвоза грузов и торговли. Больше всего места на корабле занимает зверинец, с которым работает команда. Некоторых возвращают после изучения на родной остров или выпускают, некоторых при возможности передают в зоопарк на Виктори.Шхуна «Цветок моря» – две палубы, две мачты. Длина 27 м., ширина 8 м. Вооружение: 6 небольших пушек. Команда: 16 человек.
Цветок моря со стороны похож на плавающий ботанический сад, коим, в сущности, и является. Все свободное пространство на корабле предоставлено растениям, которые под присмотром опытных ботаников поддерживают и укрепляют судно, делая его более устойчивым, более плавучим и далеко не таким беззащитным, как может показаться на первый взгляд. Например, Цветок моря, вопреки своему внешнему виду, практически не горюч из-за смолы, которой покрывают древесину живущие в ней грибы.Яхта «Тринидад» – одна мачта, одна палуба. Длина 10 м., ширина 3 м. Вооружение: нет. Имеется паровой двигатель. Команда: 4 человека.
Тринидад – самое маленькое судно эскадры. Используется для разведки, исследований, высадки на берег и на мелководье. Окрашено таким образом, что ночью становится практически невидимым. Может существенно увеличивать свою скорость, надставляя дополнительные паруса.Кроме того, на борту Золотой Лани и Ниньи находятся крохотные проа «Кати Сарк» и субмарина «Индевор», используемые для одиночных или парных путешествий и вылазок.
Команда, специализирующаяся в основном на кражах и проникновениях. Спектр целей широк – от аристократов, чиновников и нечистых на руку дозорных до пиратов. Добыча перепродается, а деньги отправляют нуждающимся практически по всему миру, но в основном на территории Гранд Лайн.
Все члены незримой коллегии являются также и пиратами. Самих «специалистов по проникновению» сравнительно немного, однако команда занимается также сбором информации, выбирает цели, обрабатывает и перепродает драгоценности, ищет скупщиков. В экипаже нашли себе место мошенники разных мастей, интриганы, ювелиры, люди-со-связями, бывшие наемные убийцы и так далее.
Большая часть команды – люди из народа, бедняки и отщепенцы, которые не прижились там и здесь. Их объединяет неприязнь к правителям и богачам, ко всем, кто притесняет слабых.
Позиция капитана формирует убеждения команды: не смотря на свою порой откровенно подрывную и революционную деятельность, пираты призрака не имеют своей целью устраивать переворот, где бы то ни было. Они видят брешь в мире и пытаются ее залатать, как могут, забирая богатства у тех, у кого их слишком много, и передавая их тем, кому нужнее. Пираты призрака не беззащитны и даже в известной мере разрушительны, однако, они воры, а не убийцы. Мошенники, а не мародеры. Марко видит разницу и не допускает такого поведения в своей команде, даже если это требует жестких и немедленных мер.
Также, как и незримая коллегия, пираты призрака имеют четкое разделение задач и ответственности.
6. Уровень силы
6/10
7. Способности.
Все способности и в особенности характер Марко располагают к тому, чтобы нападать и подавлять, не давая противнику времени опомниться. Обычно он полагается на быструю и устрашающую первую атаку. В арсенале Марко практически нет защитных техник, поэтому он предпочитает пользоваться принципом «бей так, чтобы не смогли ударить в ответ». Однако все его приемы – и мелькание клинков и огненные взрывы – по большому счету не направлены на то, чтобы нанести противнику реальный урон. Они запугивают, сбивают с толку, говорят «не подходи, я опасный». Но считать его на этом основании безвредным будет большой ошибкой.
Будучи втянутым в долгую схватку он полагается в первую очередь на уклонение: «они не могут причинить мне боль, если не могут меня поймать» и собственную смекалку «выживание любой ценой». Он творчески подходит к окружающему миру и не стесняется использовать подручные материалы, чтобы повысить свои шансы. Марко не слишком хорош в тонком психологическом манипулировании, однако он абсолютно точно способен вывести из себя кого угодно.
Парня учили сражаться с раннего детства, так как не было и малейшего шанса, что ему удастся вести мирную жизнь. Он мастер фехтования парными дао и пользуется ими даже после того, как получил силу фрукта: иногда старая добрая сталь куда надежнее сокрушительной пламенной силы. На рукоятях дао разноцветные платки, мельтешение которых затрудняет предсказание ударов. Марко любит фехтовать, тренировки его успокаивают, но в бою он обычно больше отпугивает людей мельтешением лезвий и разрубает чужое оружие или наносит незначительные порезы.
Мифический зоан саламандры san-san no mi.
Марко не умеет превращаться в ящерицу. В основном потому, что считает это идиотизмом, причем совершенно бесполезным. Потратив кучу времени на попытки убедить ассистента хотя бы попытаться, профессор Амброзиус забросил это дело, постановив: «чтобы стать ящерицей, надо думать как ящерица, испытуемый этого, очевидно, не может».
Это, впрочем, не мешает ему пользоваться другими преимуществами – например, способностью к скалолазанию. К дощатой стене Марко, конечно, не прилипнет, но если на поверхности есть выступы и трещины, то он сможет подняться. Возможно, он смог бы отбросить хвост или другие конечности, а потом отрастить их заново. Проверять не хочется.
С тех пор, как Марко съел дьявольский фрукт ни огонь, ни любой другой жар не могут нанести ему никакого вреда: даже нагреваясь, его тело не получает ожогов. Но он очень уязвим к холоду: чем ниже температура вокруг, тем медленнее Марко двигается и соображает, впадает в сонное оцепенение, анабиоз, а после – в кому. Чтобы избежать этого юноша вынужден пользоваться внешними источниками тепла, том числе и созданным огнем.Марко может создавать, контролировать и гасить пламя.
Даже самой малой искре нужно топливо: создавая пламя без источника, Марко кормит его собственными силами, собственным теплом. Это не значит, что он падает в истощении после пары вспышек, способность создавать огонь похожа на мускул – если правильно ее тренировать, постепенно она становится сильнее. Но можно надорваться, переоценив себя. Марко не может зажигать пламя на расстоянии – только прикосновением.
Контроль зависит от дыхания – и пожирает его, как пламя, пожирающее воздух. Дашь чуть меньше и не сможешь удержать. Дашь чуть больше, и воздух сгорит прямо в легких. Контроль пламени похож на танец и сражение одновременно: каждый порыв должен зеркально отражаться в непрекращающемся движении. Собьешься, оставишь партнера без ответа, не приманишь его собственным дыханием – и все разрушится. Контроль пламени, у которого есть источник и топливо сложнее, чем контроль собственного пламени. Марко уже научился придавать огню простые формы: лента, спираль, кольцо, стена, сфера. Он может раздувать огонь и уменьшать его силу по собственному желанию, и касаться для этого не обязательно.
Связь с любым огнем забирает частичку Марко. Жизнь тянется к жизни, огонь стремится слиться и биться в такт, в один ритм. Гасить пламя – все равно, что пытаться пальцами раздавить бьющееся сердце. Это больно как порез, как сломанный палец, как резкий удар в солнечное сплетение. Раздувать огонь гораздо проще, чем гасить его, но делать это необходимо.Если есть такая возможность, в бою Марко предпочитает сначала что-нибудь поджечь, а потом вытягивать оттуда пламя и жар, чтобы не тратить свои силы.
Марко управляет огнем не только осознанно: ненормально горячее пламя, искры, вспышки и дым являются хорошим индикатором того, что кое-кто сейчас взорвется.
К сожалению, одежда не является огнеупорной, поэтому внимание тому, чтобы не уничтожить вещи приходится уделять отдельно.
Марко с этим неплохо справляется… большую часть времени.
Теоретически, для того, чтобы создавать, контролировать и гасить пламя достаточно правильного дыхания и усилия воли, однако Марко всегда сочетает использование фрукта с движениями, основанными на его опыте ближнего боя: так ему проще оформлять намерение.Техники
Сила каждого конкретного приема может меняться в зависимости от ситуации. Но в целом – чем больше вокруг огня и чем раздраженнее Марко, тем атаки сильнее.
Огненный шар – ударом кулака создается шар огня, летящий в направлении удара.
Огненная струя – с пальца, кулака, ладони или ступни вырывается огненная струя.
Огненное кольцо – вращение рукой или удар ногой с разворотом позволяет создать кольцеобразное пламя, увеличивающееся по мере отдаления.
Огненное лезвие – только с помощью дао. Создание волны огня настолько сильной, что она может резать предметы. Тонкостью не отличается, режет только на большие куски.
Огненный кнут – создание и поддержание огненной ленты, действующей по принципу кнута.
Огненный щит – создание небольшой стены огня, которая может защитить от крошева, осколков.
Огненный поток – исключительно с огнем, у которого есть внешний источник. Создание огромного потока огня и направление его в нужном направлении.
Огненное дыхание – выдыхание пламени через нос или рот.
Увеличение температуры – нагревание воздуха, жидкости или предмета без создания огня. Может быть использовано для увеличения давления, создания ветра, плавки железа и иными нетривиальными способами.
Марко владеет двумя волями: королевской и наблюдения. Он тренирует их под руководством Лорана с тех пор, как они вместе вышли в море. Уклонение с помощью воли наблюдения удается ему исключительно хорошо – парень действительно очень не хочет быть пойманным и не полагается на свою защиту, предпочитая избегать атак до их начала. Кроме того, он чувствует окружающих людей, и если сосредоточится то может покрыть таким образом достаточно большое расстояние. Так, погрузившись в глубокую медитацию, Марко может ощущать всех людей из своей команды, когда эскадра находится в море в движении.
Освоить королевскую волю было куда как сложнее. После первого ее пробуждения Марко едва ли мог пользоваться этой способностью: она срабатывала, когда он выходил из себя, и таинственным образом исчезала во время тренировок. Положение спас принцип «все узнаю на своей шкуре» – будучи загнанным в угол превосходящими силами во время одной из своих вылазок, Марко вырубил большую часть преследователей и после этого картинка в его голове сошлась. Сейчас он может воздействовать на группы людей по своему желанию.
Воля вооружения не дается ему категорически и абсолютно, напарываясь на что-то вроде внутреннего блока: чего бы там не требовала ситуация Марко не может заставить себя бить – или защищаться по-настоящему.
Скрытность
Марко – первоклассный вор в том числе и потому, что он умеет двигаться настолько незаметно и бесшумно, насколько это возможно, пользуясь тенями, бликами и тем, что люди моргают.
Скалолазание и фриран
Если стена перед ним не из стекла, то Марко сможет туда подняться. Он перемещается по крышам, мачтам, деревьям как по земле. В команде бытует шутка: кэп видит дорогу там, где ее не видит никто другой. Он даже умеет ходить по канату.
Механика и взлом
В свою бытность ассистентом Марко пришлось научиться многому, и в числе прочего – механике. Он специализируется на тонких механизмах: замках, запорах, ловушках, коробочках с секретами и подобных не заметных на первый взгляд штуках, а также поддерживает в порядке инструменты, необходимые ему для взлома. Помимо этого, юноша действительно любит покопаться в железках – он принимал участие в переоснастке кораблей, и даже предложил несколько идей, существенно упростивших жизнь в море.
Первые двенадцать лет своей жизни Марко провел, готовясь стать во главе небольшого флота, так что он очень хорошо знает, как и почему работает эскадра. Он держит в голове необходимость следить за количеством, качеством и разнообразием провианта, запасной парусины, бухт и прочего хозяйства. Помнит про регулярную очистку судна от налипших ракушек. Знает, сколько людей можно держать в море, и когда им нужно потоптать твердую землю, промочить глотку и разбить пару бокалов о чужие головы. Думает о куче разных мелочей – кого можно и кого нельзя просить работать в команде, как часто стоит устраивать музыкальные вечера и прочее, прочее, прочее. Структура команды и группы, пикники, праздники и небольшие соревнования: хороший лорд заботится о своем клане… хотя этих слов Марко никогда не скажет вслух.
Его едва ли можно назвать специалистом хотя бы в одной из областей, но редко можно встретить вещь, о которой Марко не имеет никакого представления. Ботаника, химия, астрономия, навигация, генетика, кулинария… В сравнении с исключительными гениями, входящими в состав его команды он не представляет из себя ничего особенного, однако, в отличии от многих из них, он обладает неким уровнем знаний обо всем, что происходит на его эскадре и о многом за ее пределами. Что, впрочем, не значит, что он не обращается к специалисту, когда нужно углубиться в конкретную область. Нравы туземцев на острове Кон-тики? Чтение древнейших карт? Политическая обстановка в мире? Зачем, в конце концов, иметь на борту кучу знающих людей, если ты никогда не просишь совета?
8. Средство связи с вами.
sitsll
9. Как узнали о ролевой.
Позвали.
10. Пробный пост.
На первый взгляд могло показаться, что вокруг раскинулась пустота. Но, стоило присмотреться повнимательнее, и становилось ясно: пустота распадалась на мушки, точки, невесомо дробилась на небо, землю и снег, белой стеной заполняющий воздух. Снежинки лезли в лицо, норовили ослепить, забивались в рот и кололись льдистыми гранями. Белое раскрывалось вокруг, душило звуки, тянуло тепло и жизнь. Бежать, идти или стоять на месте, кричать или молчать: все это не имело значения. Холод, колючий ветер и забивающий дыхание снег не исчезали и не менялись, возвышаясь вокруг глухой стеной безмолвия.
Когда сил больше не осталось, Алан упал на колени и острые льда впились в ладони, окрашивая крошево в нежно-розовый цвет. Снег оседал на плечах невыносимой тяжестью, заставляя склоняться все ниже, холод пробирался внутрь и злыми, трещащими от мороза иглами пытался дотянуться до сердца. Больно, страшно, до безумия холодно, настолько, что еще немного и вывернет наизнанку, обращая в фигурный изразец, и дыхание леденело прямо в горле и приходилось выплевывать кровавые, режущие осколки. Алан закрыл глаза, пока и они не замерзли, превратившись в стеклянные незрячие ледышки. Целую вечность не было ничего, кроме пронзающего мороза, от которого шли трещинами кости и разрывалось сердце.
А потом Алан проснулся.
С судорожным вдохом он открыл глаза, вцепился руками в одеяло, дернулся и, не удержавшись, кубарем скатился на пол, больно стукнувшись локтем о половицу. Боль — реальная, а не эфемерная, все еще сжимающая ледяными пальцами нутро, отрезвила, притягивая к реальному миру. Алан сморгнул выступившие слезы и повернулся к окну. Его слепяще-синяя занавеска казалась черной, а белые пятна на ней — серыми. Было еще темно. Мужчина с трудом поднялся на ноги и, оставив одеяло на полу, отправился в ванную с намерением принимать обжигающе горячий душ до тех пор, пока его внутренности не закипят, и не отпустит сводящий мышцы холод. Заснуть сегодня все равно уже не выйдет. На часах было пол пятого утра.Кофе был безвкусным, но горячим, и это было больше, чем Алан мог пожелать. Он сидел на кухне и курил одну сигарету за другой, наблюдая, как клубится дым, собираясь под потолком. Комната медленно серела — где-то там, чуть левее его окон, спрятанное за высотками, всходило солнце. Седьмой час. Достаточно поздно для того, чтобы сделать вид, что он только что проснулся и собирается на службу. Шерман поднялся и прошел по квартире, зажигая везде свет и включая телевизор, с экрана которого отвратительно бодрый диктор радостно забубнил новости.
Алан уже давно не пытался догадаться о причинах своего рваного сна и кошмарах, которые так и норовили пробраться из дымки сновидений в реальность. Он устал. Он просто хотел, чтобы это, наконец-то, прекратилось — но оно не прекращалось и все, что ему оставалось, это смириться.Телефон зазвонил в тридцать восемь минут восьмого.
— Алан Шерман, — Взял трубку полицейский, пытаясь другой рукой выключить газ под сковородой с тем, что должно было стать его здоровым завтраком.
— Хэй, куколка, это Гарри. Надеюсь, что ты уже встал, потому что через десять минут я буду у твоего подъезда.
Брызги кипящего масла обожгли руку и Алан беззвучно выругался сквозь зубы.
— Какого черта, Сарреда? Твоя рожа — это не то, что хочется видеть с утра пораньше.
— Смирись, куколка. Закроешь глаза и будешь думать об Америке. Долг зовет.
Полицейский замер у плиты, гипнотизируя взглядом начавшую подгорать яичницу:
— Что случилось?
— По дороге расскажу. Давай, надевай штаны, причесывай свои золотые косы — и на выход. Я подъезжаю.
Алан положил трубку, выключил плиту и уже через три минут хлопнул входной дверью. Нетронутая яичница осталась засыхать.— Тело обнаружено примерно в семь утра, продавцом сельди, который открывал кафе, на берегу, у одной из пристаней Сифорда. Женщина. Остальное, как обычно, на месте.
— Ясно. — Отозвался Алан, и постарался не зевнуть, убаюканный теплом и мерным ходом машины. Негромко играла музыка, голос Гарри был очень монотонным…
— Эй, не спать! — Рявкнул напарник, сопровождая свои слова чувствительным тычком в плечо.
Шерман, не открывая глаза, отмахнулся, на этот раз совершенно беззастенчиво зевая:
— Сифорд на другом конце города. В восьмом часу нам ехать минут тридцать в лучшем случае. За рулем все равно ты. Я просто немного…
— Ты просто немного бессовестный молокосос. — Проворчал Гарри. Он был старше на семь лет, и поэтому не упускал случая поддразнить его — Проснись и пой, куколка! Сегодня ночью я был очень занят, если ты понимаешь, о чем я, — Сержант похабно ухмыльнулся, — Плохо спал. Так что будешь меня развлекать, а то мы не уедем дальше ближайшего столба.
Шерман снова зевнул, и, оглядев улицы за окном, сообщил:
— Ненавижу тебя, Сарреда. Поворачивай направо, тут уже можно купить кофе.— … продавец сельди, открывал кафе, как и всегда делает в это время. Пошел выбрасывать головешки, заметил что-то необычное. Сначала думал маникен, а оказалась — девушка. Вон он стоит, рядом с Дипси.
Речь у офицера была, на вкус Алана, слишком бодрой для такого раннего часа и слишком радостной для такого неприятного дела. В нем вообще все было «слишком» — зеркально блестели неуместные в облачное утро очки, форменный жилет был велик, а ботинки были отвратительного желтого цвета. Шерман глянул на тощего щербатого парня с плохо скрытой неприязнью, а Гарри, по-деловому кивнув, коротко поблагодарил.
Проваливаясь в песок, они прошли к телу, возле которого уже сидел на корточках судмедэксперт.
— Доктор Гэррозу, — поприветствовал старший по званию полицейский. — Это мой новый напарник, детектив Алан Шерман. Недавно перевели в наш отдел. Что тут у нас?
— Руку не предлагаю — Отозвался доктор, в это время что-то проверявший во рту у жертвы. Синие одноразовые перчатки заставляли кожу казаться еще серее. — Женщина, белая, от 20 до 27 лет. Документов при себе нет. Погибла приблизительно 12 часов назад, предполагаемая причина смерти — удушение. Кажется, сломана трахея. Борозды нет.
— Душили руками… — Бормотнул Алан себе под нос, присаживаясь на корточки рядом с коронером. Доктор глянул на него, кивнул и продолжил.
— Остальные раны посмертные. Улыбка Глазго — Гэррозу кивнул на лицо — И…
Судмедэксперт подтянул девушке кофточку, позволяя увидеть, что прямо над пояском узкой юбки жертва разрезана пополам.
— Она что… — Гарри не закончил фразу, хмурясь и поджимая губы. Остальные тоже смотрели мрачно.
— Именно. — Подтвердил доктор, снова сосредотачивая все свое внимание на лице жертвы. — Вся кровь выкачена. Убили ее в другом месте, здесь просто бросили. В шрамах на лице, кажется, есть осколки. Дайте мне еще немного времени.
— Конечно, док.
Сарреда отошел, о чем-то расспрашивая одного из криминалистов, бродящих по пляжу в поисках улик. Алан остался у тела.
Худая, не слишком высокая. Одета изящно, но одежда дешевая и слегка вычурная. Броский макияж потек и смазался: вероятно, девушка плакала. Волосы взбиты в хитрую, химическую прическу, тускло поблескивают на светлых прядях выбившиеся заколки и шпильки. Шерман надел перчатки и, подняв ту из них, что выпала на песок, некоторое время разглядывал облезшую краску. После этого он сбросил шпильку в пакет для улик, поданный одним из криминалистов. Доктор косился на него с непонятным выражением в старых глазах, но молчал.
Алану было жаль девушку. Кровавая ухмылка не очень дает разглядеть, но ему кажется, что она недурна собой. Наверняка она выглядела мило, когда улыбалась. Должно быть, у нее на щеках были ямочки. Казалось, что она не намного младше единственной кузины Шермана, и от этого ему становилось не по себе.
К телу подошел тот самый щербатый офицер, который встретил их у заградительной ленты. Он долго пялился на лицо несчастной, а потом вдруг заявил:
— А я ведь знаю, кто это. Это Вивиан, Вивиан Ливингстон. Я ее по телику видел. Она снималась в той рекламе йогуртов, где помните: ла-ла, шармантала, ла-ла-ла… — Дороти поперхнулся, натолкнувшись на нечитаемый взгляд Алана, но тут же затарахтел громче — В чем дело, а? Я точно видел ее по ящику! Это Вивиан Ливингстон…
— Это нужно проверить, — Прерывал поток красноречия вернувшийся Гарри, делая какие-то пометки в своем блокноте — Актриса, значит… Дело принимает скверный оборот.
Левой рукой, на которой не было перчатки, Алан выудил из кармана телефон и неловко, промахиваясь с непривычки мимо клавиш, набрал поисковый запрос. Видеоролик выпал первой ссылкой. Шерман вглядывался в застывшее улыбающееся лицо, пока ползла полоса загрузки, а потом передал смартфон напарнику. В руках у Гарри телефон ожил, запев писклявым голоском какую-то дуратскую рекламную песенку.
— А, эта… — Задумчиво протянул Сарреда, возвращая телефон, когда мелодия оборвалась, добравшись до конца загрузки — Да, похожа. Но все равно нужно проверить.
Алан поднялся на ноги, мысленно сравнивая румяное, необыкновенно счастливое лицо в кадре и серую, лежащую перед ним девушку, обезображенную кровавой ухмылкой.
Песенка, конечно же, застряла в голове.— Эй! Сарреда! К нам едет АНБ!
— Как АНБ?
— Из центра. С официальным направлением.
— Вот не было ж печали, так поди ты…
Дожидаясь, когда судмедэксперт закончит осмотр тела и придет подтверждение личности, детективы собрались на деревянном, частично занесенном песком настиле, неподалеку от места преступления. С моря дул холодный, пронизывающий ветер, но скрыться от него на пляже было негде, поэтому полицейские ворчали, приглушенно ругались, хмурились — но стояли на месте. Бродящие по пляжу в поисках улик криминалисты иногда проходили мимо, с тоской поглядывая на полосу прибоя — лезть в воду было необходимо, но никто, конечно, не хотел.
— Еще и с официальным направленьем…
— А какого черта? Что агентству надо? Чем убитая актриска может угрожать национальной безопасности? Что она, шпионка, что ли?
— А может и шпионка. Им там виднее. И вообще, кто обычную актриску стал бы на две части резать?
— И что мы будем делать? — Негромко поинтересовался Алан, перебивая ворчащего напарника.
— Что-что? — Недовольно откликнулся тот — Что в инструкции сказано. Будем ждать и «оказывать всевозможное содействие». То есть делать все, что скажут эти выскочки. — Сарреда засунул в рот сигарету и, не поджигая, жевал ее, щурясь в ту сторону, где за облаками ползло по небу солнце.— Алана Шоумэн, — Объявила агент АНБ, морща аккуратный носик, — вы можете остаться. Будем с вами работать.
В повисшей тишине все сначала посмотрели на нее, потом, с подозрением, на Алана. Он же смотрел на женщину, во всех деталях ощущая, как вниз по позвоночнику марширует очень, очень нехорошее предчувствие.
— Вы, наверное, имели в виду Алана Шермана, — Предположил доктор Гэррозу, снова смерив младшего детектива нечитаемым взглядом.
— Да, — Откликнулась женщина, протягивая Алану руку — какая разница?
Он автоматически пожал узкую ладонь, молча поразившись тому, какое сильное и уверенное у агента Маккензи рукопожатие. Хотя, в общем-то, почему он ждал другого?Агент осматривала тело, детективы стояли рядом, наблюдая. Алан спиной ощущал любопытные взгляды и шепотки — и уже знал, во что ему встанет неожиданное сотрудничество, возможность получить ценный опыт и так далее и так далее. В целый месяц слухов. Как минимум. Потому что участок на самом деле был большой деревней, даже если пытался казаться официальным учреждением. Впрочем, подумать об этом, безусловно, можно будет потом. А сейчас — убитая девушка.
— Личность жертвы установили? — Поинтересовалась агент.
Гарри, который, видимо, не хотел признаваться, что они просто погуглили, а не получили какие-то реальные подтверждения, ответил расплывчато:
— ... как же звали то... Вивиан и дальше, говорит, видел в рекламе йогуртов, но нужно ещё проверить.
— Вивиан Ливигстон — Уточнил Алан, поворачиваясь к спешащему к ним щербатому офицеру. Все-таки, этот парень серьезно его раздражал.
— Там журналисты собрались, — Зачастил Дороти — как-то пронюхали! — И тут же полицейский изменился в лице, расплываясь в широкой смущенной улыбке — Ваш кофе, мэм.
Шерман поджал губы, доктор Гэррозу хмыкнул, Сарреда закатил глаза; агент была невозмутима:
— И это всё?
Алан обернулся, высматривая собравшихся на границе пляжа и побитых жизнью построек журналистов. Блестели вспышки, ветер доносил гул нетерпеливых, возбужденных вопросов. Стало не по себе.
— Пираньи — себе под нос прокомментировал один из смотрящих в том же направлении криминалистов. Шерман с ним молча согласился.
Раздался трезвон, живо напомнивший Алану его детство и первый, простенький телефон, который он получил в на начало очередного учебного года. Сколько радости тогда было! Тогда они и представить не могли, что есть что-то круче такого мобильника, двуцветного и с парой игрушек. Видеть этот привет из прошлого сейчас, в руках человека из АНБ было просто дико. Примерно настолько же дико, насколько наблюдать на замерзшем, неуютном, замусоренном пляже саму агента Маккензи, которая, Алан должен был признать, была одной из самых красивых женщин, которых он когда-либо встречал. Она в одно и тоже время была совершенно не похожа на прекрасную половину защитников закона и порядка, и выглядела так, словно нигде, кроме как здесь, не могла находиться. Своими стремительностью, внешностью, резкостью, силой и еще черт знает чем, она оказывала на людей вокруг себя совершенно оглушающее воздействие. Шерман никак не мог избавиться от ощущения, что всё, что находится на пляже, сосредоточено только на ней.
— Шоумэн, поедешь со мной. — Объявила агент Маккензи. — Журналисты каким-то образом вынюхали имя жертвы и пригласили её мать в аэропорт. Она уже вылетела, рейс приземлится через час.
Не слушаться отрывистых команд было невозможно, Алан поймал себя на том, что подчиняется прежде, чем успевает подумать. И причины этого крылись явно не в том, что ему взбили мозги в академии или внушили чинопочитание за почти десять лет службы в полиции. Просто сопротивляться этой женщине было невозможно. И это было тяжело. И раздражало, взвиваясь в попытке защититься, что-то противопоставить. Шерману пришлось прикрыть глаза и досчитать до десяти, чтобы напомнить себе, что сейчас по-настоящему важно. Убитая, расчлененная девушка. Ее мать, которую будут ждать у выхода жадные до новостей и эмоций журналисты. То, что агент Маккензи имела полное право им командовать — ими всеми тут, вообще-то. И, очевидно, то, что это дело имеет какое-то значение для национальной безопасности.
— Моя фамилия — Шерман, мэм — Поправил Алан в спину уходящей женщине. Крепчающий ветер трепал полы длинного пальто, а в небе кружили вороны, распугавшие с появлением агента Маккензи самодовольно до этого гулявших по берегу чаек.
Черт знает, как она умудрялась на таких каблуках лететь по песку, словно по ровной дороге. Шерману казалось, что такой четкий шаг должен каким-то образом нарушать законы физики, потому что сам он, как и Сарреда, обутые в более практичную обувь, проваливались в песок и догнали агента только у заградительной ленты.
Гарри, решивший от большого великодушия и ничуть не меньшего любопытства не бросать подчиненного на произвол судьбы, поманил к себе пальцем одного из патрульных:
— Хэй, Джек, где ее машина?
— Я… Не знаю. Не было.
— Как это «не было»? Мы у черта на куличиках! Что, она сюда, прилетела, что ли?
— Не знаю я! Не было, и все тут!
Не дожидаясь, пока спор придет к какому-нибудь логическому завершению, Алан повернулся к напарнику, игнорируя выкрики столпившихся за лентой журналистов:
— Гарри, одолжи ключи?
Напарник смерил его недовольным взглядом, затем покосился в сторону строгой фигуры агента и, тяжело вздохнув, бросил младшему детективу массивный брелок.
— Ты меня без ножа режешь, куколка. С тебя подробности. Если она тебя не съест. Или не загоняет — Он двусмысленно ухмысльнулся.
— Да пошел ты, Сарреда — Беззлобно откликнулся Алан и махнул рукой, прощаясь.
После этого он повернулся к агенту Маккензи, обращая на себя ее внимание:
— Прошу сюда, мэм.Черный форд маверик тринадцатого года был припаркован неподалеку. Обходить машину, чтобы открыть перед агентом дверь Шерман не стал — сейчас, честно, было не до галантности. Насколько он помнил карту, добраться от Сифорда до аэропорта можно было за сорок минут, но с поправкой на утренние пробки, загруженность дорог, поиск нужного выхода… Следовало поспешить.
Отрегулировав кресло и зеркало, Алан завел мотор, пристегнулся, и, припомнив, что именно было сообщено агенту на месте, добавил:
— Согласно предварительному заключению, жертву задушили, руками. Все остальные раны посмертные.
Шерман замолчал, сосредоточившись на том, чтобы объехать пристально наблюдающих за ними акул пера и, когда форд миновал толпу, поинтересовался:
— Известно, что журналисты сказали матери, чтобы убедить ее приехать?
Отредактировано Marco Polo (2017-04-28 20:30:09)
